Что-то происходило сейчас между ними, увеличилась, обострилась восприимчивость. Чих, вздох, дрожь одного, как электрический разряд, заземлялись через другого. Их отношения становились все глубже, но было ли это следствием всего лишь того, что у них появилось столько времени? Возможно ли, что простое наличие времени на то, чтобы оглядеться вокруг, так повлияло на сближение душ, или дело в чем-то большем? Может, и во времени, и в месте.

Манусосу было грустно, потому что он испытывал необъяснимую любовь к этим двум английским детям. Его привязывала к ним не просто филия – нормальное чувство симпатии и дружбы; и не эротас – страстное и плотское влечение; даже не сторги – чувство нежной родительской и семейной заботы; те нити были иного цвета. Его любовь к ним была подлинная агапэ – христианская любовь-милосердие, когда он мог видеть все лучшее и все худшее в них, высшее и низшее. Он любил их так, как любил самое жизнь. И не мог бы объяснить почему. Он и не сознавал своей любви, но она была в нем.

Безошибочный инстинкт красивой женщины говорил ей, что жить прилично только на чужой счет.

что человек не то, чем он хочет быть, но то, чем не может не быть.

Ведь мы, скорей всего бессознательно, свою власть над другими измеряем тем, как они относятся к нашему мнению о них, и начинаем ненавидеть тех, которые не поддаются нашему влиянию. Для человеческой гордости нет обиды жесточе.

Если женщина любит вас, она не угомонится, пока не завладеет вашей душой. Она слаба и потому неистово жаждет полновластия. На меньшее она не согласна. Так как умишко у нее с куриный носок, то абстрактное для нее непостижимо, и она его ненавидит. Она занята житейскими мелочами, все идеальное вызывает ее ревность. Душа мужчины уносится в высочайшие сферы мироздания, а она старается втиснуть ее в приходорасходную книжку.

Вам бы жить в эпоху, когда женщины были рабынями, а мужчины рабовладельцами, – сказал я.
– Да, я просто нормальный мужчина.

Женщины ничего не умеют, только любить, любви они придают бог знает какое значение. Им хочется уверить нас, что любовь – главное в жизни. Но любовь – это малость. Я знаю вожделение. Оно естественно и здорово, а любовь – это болезнь. Женщины существуют для моего удовольствия, но я не терплю их дурацких претензий быть помощниками, друзьями, товарищами.

Женщина может простить мужчине зло, которое он причинил ей, но жертв, которые он ей принес, она не прощает.

нет жестокости более страшной, чем жестокость женщины к мужчине, который любит ее, но которого она не любит; в ней не остается больше ни доброты, ни терпимости, одно только безумное раздражение.