Джон Ирвинг: 10 величайших романов всех времен

В «Алой букве» Готорна пуритане-фанатики с жаром сплетничают о том, как бы им хотелось наказать Эстер. Не алой буквой на одежде, а клеймом на лбу, или даже казнить её. Этот эпизод позже подтолкнул меня к тому, чтобы сделать героями моих романов сексуальные меньшинства и людей с сексуальными особенностями.

«Моби Дик» Мелвилла, и особенно гроб-буй Квикега научили меня тому, что предзнаменование – говорящий компаньон судьбы.

Книга о судьбе и о том, как избежать того, что вам предначертано. «Мэр Кестербриджа» Томаса Харди – очень жёсткий роман. В первой главе парень продаёт своих жену и дочь моряку. Он никогда не сможет искупить свою вину. И критики Харди хотели, чтобы он написал более возвышенный финал!

Что касается Диккенса – ну да, «Большие надежды» – его лучший роман. Но если вести речь о чистой драме, то ничто не превзойдёт 55-ю главу «Буря» «Дэвида Копперфильда». Когда тело Стирфорта прибило к берегу, Копперфильд говорит: «Там, где мы детьми искали ракушки, там, где ветер разметал обломки разбитого этой ночью старого баркаса, среди руин дома, им оскорблённого, лежал на берегу он, в той позе, какую я часто видел когда-то в школе, – подложив руку под голову».

Когда я впервые прочитал «Мадам Бовари» Флобера, я был уже несколько лет женат, хотя прежде не мог вообразить, что это когда-нибудь произойдёт со мной. Какое мне было дело до прелюбодеяния и самоубийства жены врача в провинциальной Франции? Оказалось, большое. Как однажды сказал мой первый редактор, «Я знаю множество изменяющих женщин. (Я не сомневаюсь, что он знал.) Но та, которую я знаю лучше всех и кого никогда не забуду, – Эмма Бовари».

В новелле «Смерть в Венеции» Томаса Манна подавленные страсти так же угрожают великому писателю, как и эпидемия холеры. Я был молодым автором-фантастом и хотел подняться до уровня настоящего художника в том, что я делаю. Как же я мог не быть заинтересованным, подобно Манну, в раскрытии сущности таланта?

Я был ещё слишком молод, чтобы водить машину, когда прочитал «Комнату Джованни» Джеймса Болдуина. Концепция разрушительной и обречённой истории любви, при этом современной, не приходила мне в голову. Я думал, что ничто никогда не сравнится с «Ромео и Джульеттой», но книга Болдуина стала самой печальной историей любви, которую я знаю: «Ночь, ведущая меня к самому страшному утру моей жизни».

Я был постарше – студентом колледжа, – когда прочитал «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса. Написанный в форме романов XIX века, он рассказывает о событиях, поведении, сексуальности и политике двадцатого столетия.

У меня много общего с романом «Сто лет одиночества» Маркеса. В чудесном Макондо переплетены обыденность и сверхъестественное. Инцест и смешанные браки делают будущее многих поколений семьи Буэндиа предопределённым в классическом греческом понимании.

Снежок из первой главы «Пятого персонажа» Дэвиса Робертсона натолкнул меня на идею ввести бейсбол в собственный роман «Молитва об Оуэне Мини», чьи инициалы (О. М.) отсылают к герою «Жестяного барабана» (Оскар Мацерат). Когда я женился в Торонто, Дэвид читал из Библии на свадьбе. Он однажды написал обо мне: «В Джоне Ирвинге есть что-то от Байрона». Да, я тоже так думаю. А ещё думаю, что в Дэвисе Робертсоне есть что-то от Диккенса.