Унесённые ветром

Войны всегда священны для тех, кому приходится их вести, — сказал он. — Если бы те, кто разжигает войны, не объявляли их священными, какой дурак пошел бы воевать? Но какие бы лозунги ни выкрикивали ораторы, сгоняя дураков на бойню, какие бы благородные ни ставили перед ними цели, причина войн всегда одна. Деньги. Все войны, в сущности, — драка из-за денег. Только мало кто это понимает.

Попытайся он хоть раз приволокнуться за ней, прояви хотя бы намек на ревность к окружавшей ее толпе поклонников, пожми ей украдкой руку, попроси у нее портрет или платочек на память, она могла бы с торжеством подумать, что и он попался наконец в ее сети. Но он оставался раздражающе нечувствителен к ее чарам, а главное, казалось, видел насквозь все уловки, с помощью которых она старалась повергнуть его к своим ногам.

Человек, душа которого не будет понята никем, - ведь это самое прекрасное создание, Мелани)

Голос Мелани зазвучал отчетливее в наступившей тишине.

– Их могилы находятся где-то там, у янки, так же как могилы янки находятся здесь, у нас, и до чего же было бы нам больно, если бы мы узнали, что какая-то женщина-янки сказала: надо, мол, их вырыть и…

Миссис Мид издала какой-то странный звук.

– Зато до чего нам было бы приятно узнать, что какая-то добрая женщина-янки… Ведь должны же быть среди янки добрые женщины!.. Мне безразлично, что говорят люди, но не могут же все янки быть плохими! И нам было бы приятно узнать, что они выпалывают сорняки и на могилах наших мужчин и приносят цветы, хотя это могилы их врагов. Если бы Чарли умер на Севере, мне было бы легче, знай я, что кто-то… И мне безразлично, что вы, дамы, будете обо мне думать, – тут голос ее снова прервался, – но я выхожу из обоих клубов и я… я буду выпалывать сорняки на могилах янки, какие только мне попадутся, и буду сажать цветы, и… пусть кто-нибудь посмеет меня остановить!

Бросив этот вызов, Мелани разрыдалась и, пошатываясь, направилась к двери.

Я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины.

А ведь действительно, многим из нас хотелось бы думать точно так же, как и наши близкие...

Ей вдруг захотелось остаться с ним наедине, отчаянно захотелось, чтобы Ретт и Мелани были на другом конце света, и тогда она могла бы крикнуть ему: «Но я хочу смотреть на все так же, как ты! Скажи мне только – как, чтобы я поняла и стала такой же!»