все сразу и протягивали к нему грудных младенцев. По бронзовым лицам вдруг потекли обильные слезы…
Квашнин увидел, что ему не вырваться из этого живого кольца, обступившего его со всех сторон.
— Стой, бабы! Не галдеть! — крикнул он, покрывая сразу своим басом их голоса. — Орете все, как на базаре. Ничего не слышу. Говори кто-нибудь одна: в чем дело?
Но каждой хотелось говорить одной. Крики еще больше усилились, и слезы еще обильнее потекли по лицам.
— Кормилец… родной… рассмотри ты нас… Никак не можно терпеть… Отошшали!.. Помираем… с ребятами помираем… От холода, можно сказать, прямо дохнем!