Я испытал, как говорится, смешанное чувство. Любой банкир на моем месте обрадовался бы такому VIP-клиенту, как Петр Иванович Еремеев. Но я ни на секунду не забывал о том, что Петр Иванович был не только инвестором с большим личным капиталом, но и авторитетом с богатым жизненным опытом. У меня, конечно, не было достоверной статистики смертности банкиров, имевших дело с Петей Совой, но интуиция мне подсказывала, что какая-то смертность все же имела место.
- И какую сумму вы хотели бы инвестировать? - бодро осведомился я.
Петр Иванович назвал приблизительную сумму, после чего я сиплым голосом уточнил:
- Вы уверены, что хотите вложить всю эту сумму именно через наш банк?
- Андрюха, - отечески усмехаясь, ответил Петр Иванович, - ты не боись! Я в тебя верю. Как сейчас помню, как ты лихо тогда управился с акциями того мясокомбината... Наша братва... тьфу, то есть наш... этот... совет директоров высоко оценил твою работу. За что ты и получил хорошие комиссионные, ведь так?
Я без особого энтузиазма признал его правоту. Теперь статистика смертности банкиров, работавших на Петю Сову, нужна была мне немедленно и позарез.

Проблема возникла с девушкой Оксаной, которая доучивалась на факультете "Банковского маркетинга" и определила тему своего диплома как "Эффективные методы продвижения банковских продуктов". С нею мы направились к Серго, начальнику отдела продаж.
- Эффективные методы продвижения банковских продуктов, - пробормотал Серго. - Такие и вправду есть?
- Да, - не без вызова ответила Оксана.
Серго умоляюще посмотрел на меня: он явно не хотел эту практикантку.
- Больше некуда, - непреклонно ответил я и, развернувшись, вышел.
Удаляясь, я услышал: неясный ропот, внушительный голос Серго, визгливый голос Оксаны, которая произнесла невнятную фразу, окончившуюся словами "...банковские продукты!", и следом рев Серго - "Вот и отправишься сейчас в продуктовый магазин!"

Пол вспомнил, как говорил Бернштейну, чьи дед и тетка стали жертвами геноцида, что не понимает, почему евреи остались в Германии — черт возьми, вообще в Европе, но особенно в Германии — и не уехали, пока еще не было поздно. Они, вообще-то говоря, были неглупыми людьми, многие из них когда-то на своем опыте узнали, что такое антисемитизм. Несомненно, они видели, к чему идет. Так почему же они остались?
Ответ Бернштейна потряс его легкомыслием, жестокой насмешкой и неуместностью: У многих в доме было пианино. Мы, евреи, питаем слабость к пианино. А когда у человека есть пианино, ему труднее думать об отъезде.

Патриотизм – это как любовь. Можно бесконечно испытывать терпение народа и заставлять его любить страну, которая не дает ему ничего, кроме разочарования. А потом долго сетовать на то, что, оказывается, никто ни во что не верит. Но понимаешь… Гораздо-то проще быть патриотом в мощной сверхдержаве, где созданы все условия для счастливой, насыщенной и по-настоящему комфортной жизни.