Без сомнения, оригинальной чертой богословия святой Терезы следует назвать и опыт переживания болезни. Болезнь не есть наказание за грехи, ибо Бог не мстит, а любит, Он – сама Любовь. Бог страдает (опять-таки в том смысле, который придает этому слову Тереза) из-за того, что нам больно. Что же такое тогда болезнь? Это какой-то особый опыт, который переживается нами вне зависимости от того, хотим мы этого или нет. Вероятнее всего – ради других, для того, чтобы кому-то (теперь или в будущем) что-то открылось. При этом Сам Бог, когда мы переживаем этот опыт, сопереживает нам – вот о чем прежде всего говорит Тереза, размышляя о болезни и боли
с. 256
Страдать в данном случае – не просто терпеть. Тереза имеет в виду как раз то, о чем говорил старец Силуан: «Молиться за других – кровь проливать». За несколько месяцев до смерти Тереза сравнивает себя с локомотивом на железной дороге, который тащит за собою целый состав. «Я тоже приближаюсь к вокзалу, – говорит она, – к вокзалу Неба». Тереза хочет продолжать свой труд и за гранью смерти; кроме того, ей непонятно, как сможет она радоваться, не страдая, когда другим (тем, кто останется здесь) будет всё еще плохо. Это еще одна принципиально новая черта в «моем малом учении». Французский писатель Жан Гиттон говорит в связи с этим, что Тереза ждет от Бога не вечного покоя (requiem aeternam), а вечной деятельности (actionem aeternam).
с. 255
И вот почему в глазах отца Георгия жалок и смешон тот, кто подменяет эту живую человеческую панораму духовной истории (панораму, в движение которой неотъемлемо входит каждый из нас) своим индивидуальным или групповым помешательством на поисках или «происках» своих реальных или мнимых противников: ведь в таких случаях все ценности и смыслы веры, все задачи нашей внутренней работы и нашего человеческого дела восхождения ко Христу переключаются на бред перманентной «борьбы» с кем угодно и за что угодно, только не с варваром и зверем в самом себе. И в этом плане книга отца Георгия «На путях к Богу Живому» – воистину целительная книга. Это – некий учебник внутренней и общественной свободы в стране, где расшатаны основные понятия о традиции и обновлении, о власти властвующих и достоинстве подданных, где люди разучились понимать разницу между благоговением и подобострастием, между свободой и разнузданностью, между красотой и «гламуром».
с. 161
Еще Владимир Соловьёв – любимый философ и несомненный идейный предшественник отца Георгия – настаивал в своих трудах, что отношения между Истиной, Добром и Красотой в человеческой действительности нелегки и многозначны, но именно не всегда осознаваемый и не всегда явный духовный опыт выстраивает в душах и поступках людей подлинную и всегда живую связь между этими тремя первоосновами человеческого существования. Именно опыт благоговения, коренящийся в глубине церковных традиций, и опыт свободы, коренящийся в обостренном и честном восприятии вечной новизны и вечной неповторимости жизни, спасают Истину от порабощения внешними принудительными формулами или софизмами, спасают Добро от плоского морализма ревнителей «освободительных» или реакционных лозунгов и понятий, спасают Красоту от того грубого эстетизма, которым так легко оправдывается любое художественное, нравственное или социальное безобразие
с. 158
Из-за нее подчиняемся заурядным предписаниям тех, кто появился до нас, поддаемся системе убеждений, которая выматывает, досаждает, злит и опустошает. Из-за нее вещи, которых мы жаждем больше всего — идеи, о которых не можем забыть, ритуалы, которые хотели бы культивировать, реальности, которые хотели бы создавать, — остаются в наших сердцах неосуществленными, сокрытыми за страхом и нерешительностью
с. 28
Токсичная тревога — причина нереализованного потенциала и незавершенных проектов. Из-за нее писатели не творят, дизайнеры не оформляют, изобретатели не придумывают, а начальники не руководят
с. 27
Когда Тревога говорит: «Да кто ты такой, чтобы браться за это?» — Любопытство спрашивает в ответ: «Если не ты, то кто?»
с. 25
Она словно сошла с ума и извергала желчь. Я никогда так не поступлю». Это осознание останавливало волну гнева, способную спровоцировать жестокость. Кейтлин делала глубокий вдох или считала до десяти. Она просила детей уйти к себе в комнату, потому что ей нужно больше личного пространства ради их безопасности. Она придумала стратегии, которые позволили ей измениться и стать таким человеком, которым она хотела быть
с. 26
Мы обсуждали способы борьбы, например ежедневное выполнение несложных успокаивающих действий: покупка вкусной еды, приготовление семейного ужина. Все это помогало Кейтлин обрести контроль над собой
с. 20
Я была уверена, что смогу выстроить отношения с Кейтлин. Она была похожа на заведенный мотор и нуждалась в доверии, чтобы замедлиться и почувствовать себя в безопасности. Безопасность была ключевым словом, которое регулярно повторялось на наших сеансах. Кейтлин нуждалась в надежном человеке, который бы внимательно выслушал ее и спокойно воспринял ее историю. Человеке, который бы дал ей психологические инструменты, чтобы она могла управлять своими страхами. Кейтлин любила мужа и одновременно ненавидела за все, что он сделал для семьи. Она описывала его алкогольную зависимость как «разбрызгивание яда на всю нашу семью». При этом она чувствовала, что его смерть сломает их
с. 16