– Рон, если позволите… – я кашлянул и мысленно призвал всю свою отвагу. – Я хочу убедиться в том, что операция позволит вам исцелиться, а для этого вам нужна эмоциональная стабильность. Чувства влияют на нас, они способны и излечить наши тела, и разрушить. Страх, гнев, обида – все это может очень серьезно сказаться на здоровье. Обида – вообще как кислота. Разъест и не заметит. Он чуть повел бровью. Сердце екнуло, и я взглянул гиганту прямо в глаза. – Кого вы не в силах простить? – спросил я. Он не сводил с меня взгляда. В них я видел сперва непонимание и растерянность, затем – удивление, серьезность и злость. Он хотел что-то сказать, но сдержался. Я был напуган. Я впервые спросил о таком. Мне хотелось выйти за пределы молитвы
с. 102. Рон
полная осознанность жестов, о которой я говорю, не требует какой-то особенной обстановки. Ее можно практиковать в напряженной атмосфере после рабочего дня, в переполненном ресторане или на улице. Это может длиться всего минуту, потом вы вправе прерваться, чтобы вытереть нос ребенку, и начать опять. В этих двух ритуалах самое важное – практиковать часто. Очень часто. Небольшими порциями. Так ваш ум приспособится к новому способу существования
с. 108
Бег в молчании – дыхание обязывает! – освобождает ум от внутреннего жужжания. С каждым шагом слова постепенно стираются, как будто ноги – это кисточки в руках художника, который постепенно прорисовывает перспективу
с. 77
с точки зрения обычного функционирования мозга, необработанная информация остается «повисшей», как в очереди, которая достаточно быстро становится длинной (подобно знаменитым очередям в бывшем СССР).
с. 53
Мы даем конфликтам пройти своим чередом – когда это возможно, – как это происходит с мыслями и чувствами во время медитации. За все годы, что мы вместе, история нам показала: можно полностью доверять непостоянству всего и способности ситуаций утихать самим по себе
Депрессия сама по себе характеризуется пассивностью, это своего рода бегство от действительности, способ уйти от проблем, способ амнистировать свое «ничегонеделание». Я говорю, что «все плохо», и ничего не делаю. А что делать, если все плохо? Я говорю, что будущего нет, и ничего не предпринимаю. А что предпримешь, если «будущего нет»? Я говорю, что я ничего из себя не представляю, и превращаюсь в мебель. А кем еще быть, если ты в лучшем случае чуть больше пустого места?! Короче говоря, именно «объяснения» обуславливают пассивность человека, находящегося в состоянии депрессии. А до тех пор пока мы пассивны, мы будем думать свои депрессивные мысли, ведь больше нам заняться нечем и, как нам кажется, незачем – все бессмысленно
с. 147
Когда я говорю с человеком, страдающим депрессией, мне иногда начинает казаться, что он ни за что на свете не откажется от своих пессимистичных утверждений. И это понятно, ведь если он признается в том, что все его депрессивные мысли – чушь собачья, ему предстоит столкнуться с реальной жизнью, от которой он благодаря своей депрессии так успешно сбежал. Теперь он укрылся в замке Снежной королевы, он играет с кристаллами льда – со своими депрессивными мыслями. Он отвык от мира, где есть солнце. Ему уже не хочется покидать место своего заточения, тем более что осуществленный им побег (или арест, которому его подвергла депрессия) не был случаен. В мире, где есть солнце, случаются и грозы, и пожары, в нем действительно не все и не всегда спокойно. Но все-таки согласитесь, это не повод отказываться от реальности и отдавать себя на откуп подавленности
с. 128
Если какая-то проблема не решается, то решать ее без толку, она ведь не решается. Но помимо этой проблемы в нашей жизни есть еще масса других вещей, которые, впрочем, остаются незамеченными нами на протяжении всего того времени, пока в голове нашей царствовала эта одна – единственная проблема
с. 123
Во – первых, необходимо заметить, что зациклились на одной проблеме, что она не дает нам покоя, что мы только об одном этом и думаем сутками напролет. Во – вторых, без желания прекратить это безобразие не обойтись
с. 122