Когда погиб Дарма Доде, сын Марпы (1012–1097) – великого йогина, принесшего линию преемственности Кагью в Тибет, – один ученик спросил Марпу: «Как ты?» Тот ответил: «Горюю». 
Ученик был поражен. Он переспросил: «Горюешь?» Марпа рассмеялся и сказал: «Да, но есть особенность. Это страдание добровольное. Иногда, чтобы ощутить вкус этого мира, я выхожу в него, но остаюсь при этом хозяином. В любой момент я могу вернуться, и в таком движении между противоположностями есть смысл. Так остаешься живым». Затем Марпа добавил: «Иногда я вхожу в скорбь, но это не она приходит ко мне. Я вижу ее и не затронут ею».

Всегда необходимо понять место каждой мелочи во всем повествовании. Видеть не только слово, фразу, штрих, но образ в целом, окраску всего события, находить ключ ко всему характеру.
Чем сложнее образ, тем важнее передать во всех тонкостях и оттенках то зрительно, поэтически, психологически своеобычное, что в нем заключено. Не огрубить рисунок, не утратить черты живого облика, не упростить душевное движение.

«Враг и пальцем не пошевелил в нашу сторону». Такой клубок не вдруг распутаешь: и не поглядел в нашу сторону, и пальцем не пошевелил (шевельнул), пальцем нас не тронул, и ухом не повел – все смешалось!

Бывает и так.

Начало серьезной статьи: «В здравом уме и трезвой памяти говорю…» Это сочетание уже «вошло» в обиход. Искажена старинная формула завещания: «Находясь в здравом уме и твердой памяти» – в этом языковом обороте трезвость не при чем, никто не думал, что человек станет писать завещание «под мухой».

О как! Я часто слышу как раз "алкогольный" вариант. И сердцем чуял: не так! Что-то не так!)))

Поставлены рядом слова близкие, смежные, но в контексте имеющие совсем разный смысл, – и получилась какая-то нелепая смесь.

особого разговора требуют переводы, выходящие в областных и республиканских издательствах. Тут, случается, роман классика напоминает известную рубрику «Нарочно не придумаешь»: «Молодой человек с кремовыми пирожками», «У него остановилось биться сердце», «С него соскочило затмение чувств», «Переулок неожиданно загнулся»… Один читатель прислал ворох этих выписок, причем извинился, что не может прислать всю книгу: он «угощает» ею друзей, «когда хочется посмеяться вволю». Чувство юмора у читателей драгоценно, но мне, профессионалу, не смешно. Ведь этот, прошу прощения, бред издан стотысячным тиражом! И подобное издается поныне.

Про областные издательства. Они когда-то были...

Переводчик, уже не начинающий, не смущаясь ставит рядом запустение и пустынность, потерял рассудок и терялся в догадках, общий разговор в одном частном обществе, «внезапно возникшее самообладание овладело мною», «умозрительный склад ума». Все это – попросту неряшество.
У одного автора упитанный юнец не питал к кому-то неприязни, у другого герой испытывал легкое облегчение, у третьего гостей захватило предвкушение вкусной еды… Еще у одного: женщины преклонного возраста… были непреклонны, ощущение праздника – и рядом: люди казались праздными.

Вот, как бывает!)

«Уши его онемели… наполненные невероятным, убийственным ревом», – очевидно, человеку заложило уши.
«Покосился на него, не отводя глаз (от других)» – попробуйте проделать такое упражнение!
«…Громко вскрикнула она, онемев от страха», – вероятно, похолодев?
«Телевидение выбрасывает на рынок массового потребления море опутывающей человека продукции».
Птицы полетели, «копьями выставив перед собой длинные изогнутые клювы» – но ведь копье-то не изогнутое, а прямое!

Забавно

Коварная это штука – неудачное столкновение слов, друг друга исключающих. Ведь они друг другу враждебны, они ладят не лучше, чем кошка с собакой.

В переводе мы работаем со словесным и образным материалом сразу двух культур, двух разных языков. И переводчику, и редактору (а кстати, и журналисту, пишущему о чужой стране) всякий раз не мешает задуматься, какое из чужих слов стоит перенести на русскую страницу и всякое ли русское слово и образ возможны на чужой почве в повествовании о чужом быте.