Она открывала ему дверь в таком виде, в каком мать растила ее до семи лет: голая, с бантом из органди в волосах. Не дав ему ступить шагу, она сразу же снимала с него одежду, ибо полагала, что одетый мужчина в доме – не к добру.
Никто не определил его лучше, чем он сам один раз в ответ на обвинения, что он, мол, богач. – Нет, я не богач, – сказал он. – Я бедняк с деньгами, а это не одно и то же.