Стефан Цвейг. Избранные новеллы

"...человек никогда не имевший определенных занятий и вот уже много лет - постоянного места жительства, он - в высоком смысле - не знал родины, как не знают ее все рыцари и пираты красоты, которые носятся по городам мира, алчно вбирая в себя всё прекрасное, встретившееся на пути... Жизнь таких людей кажется ненужной, ибо никакие узы не привязывают их к обществу, и все накопленные ими сокровища, которые слагаются из тысячи неповторимых и драгоценных впечатлений, - никому не завещанные, обращаются в ничто с их последним вздохом" /Летняя новелла/;
"...шантаж должен быть пресечен немедленно и с полным хладнокровием, потому что малейшее колебание, малейший признак тревоги со стороны жертвы дают в руки противника лишний козырь" /Страх/;
"...у человека всегда остается его единственное право - околеть, как ему вздумается... и без непрошеной помощи" /Амок/;
"Мне не хотелось разговаривать с этими людьми, мне было скучно видеть в них, точно в зеркале, самого себя; только зрелище прельщало меня, только возбуждение, царившее в толпе (ибо чужое возбуждение для равнодушного человека самое увлекательное зрелище)",
"Кто однажды обрел самого себя, тот уже ничего на этом свете утратить не может. И кто однажды понял человека в себе, тот понимает всех людей" /Фантастическая ночь/;
"Я ведь знаю, ты добр и отзывчив в глубине души, ты помогаешь любому, помогаешь незнакомым людям, всем, кто бы ни обратился к тебе. Но твоя доброта особого свойства, она открыта для всякого, и всякий волен черпать из нее столько, сколько могут захватить его руки; она велика, безгранична, но, прости меня, - она ленива, она ждет напоминания, просьбы. Ты помогаешь, когда тебя зовут, когда тебя просят, помогаешь из стыда, из слабости, но не из радостной готовности помочь. ...человека в нужде и горе ты любишь не больше, чем баловня счастья, каков ты сам. А людей, подобных тебе, даже самых добрых среди них, тяжело просить". /Письмо незнакомки/;
"...всякая боль труслива, она отступает перед могучим зовом жизни, чья власть над нашей плотью сильнее, чем над духом - все обольщения смертны" /Двадцать четыре часа из жизни женщины/;
"Удовольствия не про нас, тащи ношу на горбу до самой могилы..." /Закат одного сердца/;
"Только теперь, в более зрелые годы, я понял, как много исчезает с уходом каждого такого человека, - прежде всего потому, что всё неповторимое день ото дня становится всё драгоценнее в нашем обреченном на однообразие мире. ...В его лице я впервые приблизился к великой тайне - что всё исключительное и мощное в нашем бытии создается лишь внутренней сосредоточенностью, лишь благородной мономанией, священной одержимостью безумцев" /Мендель - букинист/.