Режим гения. Распорядок дня великих людей

Непривычному человеку показалось бы, что Бэкон живет в хаосе. Во всех его студиях царил страшный беспорядок, он ухитрялся обляпать красками стены, мебель была сломана, пол завален книгами, кисточками, бумагами, каким-то мусором. Художник уверял, что опрятность подавляет его творчество. Однако в перерывах между порывами творчества Бэкон жил в роскоши и даже излишестве, по несколько раз в день сытно ел, пил невероятное количество алкоголя, принимал все мыслимые стимуляторы подряд и вообще гулял больше и засиживался по ночам дольше, чем кто-либо из его современников.

Сохранить энергию и концентрацию поэту помогали амфетамины – он принимал по утрам бензедрин столь же регулярно, как многие люди принимают таблетку мультивитаминов. На ночь он принимал секонал или другое снотворное. Эта рутина – «химическая жизнь», по выражению Одена, – продолжалась на протяжении 20 лет, покуда таблетки не перестали действовать. Оден причислял алкоголь, кофе, табак и амфетамины к «сберегающим труд принадлежностям» своей «интеллектуальной кухни», хотя и сознавал, что «приспособления эти очень примитивны, то и дело ломаются и могут поранить самого повара».

О Владимире Набокове.

Родившийся в России писатель славился своими причудами в работе. Так, с 1950 г. он делал первые наброски карандашом на разграфленных учетных карточках, собирая их в длинных каталожных ящиках. Набоков утверждал, что роман складывается у него в голове целиком, в готовой форме, еще до того, как он приступал к работе. Этот метод позволял ему записывать кусочки текста без всякой последовательности, в том порядке, в каком они приходили ему в голову, а затем, тасуя свои записи, он мог быстро сложить целые страницы, главы и даже части книги. Коробка с карточками служила также переносным письменным столом: первый вариант «Лолиты» писатель начал во время путешествия по Америке и работал по ночам на заднем сиденье припаркованного автомобиля – по его словам, то было единственное место, где не было ни шума, ни рукописей. И только после нескольких месяцев такой работы он отдавал наконец карточки жене, чтобы она подготовила напечатанный текст, а затем несколько раз основательно перерабатывал этот материал.

«Писать не тяжело, писать ужасно», – сказал Филип Рот в 1987 г.
«Тяжело в угольной шахте работать, а это – кошмар. Вечная гнетущая неуверенность, неотделимая от этой профессии, некий постоянный уровень сомнения, который нужно поддерживать, чтобы удержаться на плаву. Хороший врач не воюет со своей работой, но хороший писатель вечно в борьбе со своим трудом. В большинстве профессий имеется начало, середина и конец каждого дела, а в писательстве – всегда только начало. Мы так устроены, мы нуждаемся в новизне. И в то же время в нашей работе полно рутины и повторов. Безусловно необходимое качество для каждого автора – уметь терпеливо выдерживать монотонную, без событий, работу».

В письме Надежде фон Мекк Чайковский позволяет заглянуть в свою творческую лабораторию:
«Обыкновенно вдруг самым неожиданным образом является зерно будущего произведения. Если почва благоприятная, то есть если есть расположение к работе, – зерно это с непостижимою силою и быстротою пускает корни, показывается из земли, пускает стебелек, листья, сучья и наконец цветы. Я не могу иначе определить творческий процесс, как посредством этого уподобления. Вся трудность состоит в том, чтоб явилось зерно и чтоб оно попало в благоприятные условия. Все остальное делается само собой. Напрасно я бы старался выразить вам словами все неизмеримое блаженство того чувства, которое охватывает меня, когда явилась новая мысль и когда она начинает разрастаться в определенные формы. Забываешь все, делаешься точно сумасшедший, все внутри трепещет и бьется, едва успеваешь начинать эскизы, одна мысль погоняет другую».