Логорея
Автор:
Ник Хорнби, финалист Национальной книжной премии критиков за произведения в жанре музыкальной критики, теперь обращает свой взгляд на книги. В этом сборнике ежемесячных эссе, в которых он рассказывает о прочитанном, а также о книгах, которые он купил и собирается однажды прочитать, Ник Хорнби мастерски исследует все - от классики до графических романов, а также стихи, пьесы и рассуждения на спортивные темы. И если порой он молит биографа о лаконичности или бросает литературную работу ради игры "Арсенала", еще не все потеряно. Его теплые, искренние строки, полные юмора, удивления и отчаяния, объясняют, почему мы все еще читаем, даже когда по телевизору передают футбол, в гостиной стоит детская коляска, а в ближайшем кафе выступает классная группа. Уморительно смешной и точный отчет о борьбе человека с ежемесячным наплывом книг, которые он покупает, и книг, которые он собирается прочитать.
- 2006 г.
- 1932416242
Материалы
Отзывы
Раз в месяц дарим подарки самому активному читателю.
Оставляйте больше отзывов, и мы наградим вас!
Оставляйте больше отзывов, и мы наградим вас!
"Кто-нибудь пытался читать викторианские романы в Лос-Анджелесе, и если да, то почему?" (с.)
Довольно занятная ситуация. Как писатель Ник Хорнби мне нравится, но те так чтобы очень. Я почитываю его с удовольствием раз в три-четыре года. То же касается и экранизаций его романов. В то же время мне всегда казалось, что с человеком Ником Хорнби я бы отлично поладила. Мне понятен его юмор и близок его взгляд на многие вещи (за исключением, пожалуй, футбола). Вот в частности в этом сборнике эссе он пишет о каком-то романе (забыла название), который все крутые британские критики хором записали в современную классику. Хорнби пишет, что язык того романа очень хорош, сюжет, композиция и всё прочее тоже на уровне, но он автору не верит. И вот почему. Эпизод романа: герои приезжают в летний домик, женщина открывает дверь, взгляд её падает на какую-то бутылку в форме винограда, она застывает и вспоминает, как некий художник, гостя здесь когда-то, воспевал эту самую бутылку. Вся эта лирика растягивается на несколько страниц. И только после этого следует более подробное описание мизансцены. Взгляд, оказывается, упал на разбитую бутылку посреди раздолбанной в хлам комнаты, в которую вломились какие-то гады. Так вот Хорнби говорит, и я ним совершенно согласна, что неестественно в подобной ситуации вспоминать художника. А естественно в подобной ситуации материться на чём свет стоит, потрясать кулаками в бессильной ярости и грозиться найти сволочей и убить их жестоко. И это вне зависимости от интеллектуального развития. Это первобытный инстинкт.
Вот почему я Нику Хорнби верю. И когда он расхваливает на все лады некий роман Уилки Коллинза (забыла название), я откладываю книжку и кидаюсь шерстить свои завалы в поисках оного. Не нахожу и записываю название на яркой бумажке. А когда в следующей главе-колонке-месяце Ник приносит искренние извинения за поспешный совет (мол, он тогда был только на двухсотой странице, а сразу после неё всё пошло не так), я эту бумажку без сожалений выбрасываю.
"… У нас с Уилки Коллинзом была настоящая битва. Мы с ним недели три ожесточённо сражались из последних сил, до полного изнеможения. Это происходило в поездах, самолётах, у бассейнов в отелях. Иногда – обычно поздно вечером в кровати – он умудрялся отправлять меня в нокдаун одним абзацем; каждый раз, прочитав двадцать пять страниц, я начинал верить, что беру над ним верх, но к тому моменту я уже был слишком измождён, и мне приходилось возвращаться в свой угол, чтобы вытереть кровь и пот с очков. А ему всё было нипочём. […] Как бы то ни было, простите, что повёл вас неверной дорогой." (с.)
Ещё я верю ему потому, что он не старается казаться снобом и всезнайкой. И списки купленных книг, приведённые в начале каждой главы-колонки-месяца значительно отличаются и по составу, и по длине от списка прочитанных книг, приведённого в конце каждой главы. Он честно признаётся, что покупает сотни книг, которые вероятно вообще никогда не прочтёт (японцы, кстати, как я недавно узнала, называют этот весьма распространённый синдром ЦУНДОКУ). И да, я тоже этим страдаю. Ну а кто нет?
Мне нравится, что Ник Хорнби критичен по отношению к собственным романам. Он к ним относится как к собственной готовке. Когда кто-то присылает ему на прочтение книгу с пометкой «Она напомнила мне ваш роман», он его даже не открывает. Ведь в ресторане он заказывает хорошую еду, а не «такую, как я готовлю себе дома». Продолжая аналогию с едой:
"Я начинаю понимать: книги во многом схожи с едой, и мозг сам говорит нам, когда нам нужен литературный салат, шоколад, или же литературное мясо с картошкой." (с.)
Спасибо, Ник, мне вот тоже не стыдно признаться, что после тяжеловесов почитываю всякий хлам вроде "Занимательной эспрессологии" или "Фанатки". Ну а почему нет? Ничто человеческое… И если звёзды зажигают…
Мне понравилось, как Хорнби относится к смакованию насилия в современных романах. Даже когда книга невозможно хороша и слогом, и сюжетом, и интригой, и персонажами. Напряжённая сцена изнасилования главной героини вызывает соответствующие неприятные эмоции, но она вроде бы важна для сюжета, для настроения. А вот когда дальше следует подробное описание того, как ей отрезают сосок… Это катапультой вышвыривает из книги и возвращаться к ней не хочется. Мы с Ником тут единодушны. Мы не знаем, для кого и для чего такое пишут.
А ещё Ник Хорнби разъяснил название так понравившегося мне романа Джоан Харрис, которое я, как теперь выяснилось, не понимала, т. к. ни писательница, ни редакторы не потрудились сделать сноску. А речь-то о крикете.
"Эд Смит (бывший игрок, писатель) напоминает традиционалистам о тех временах, когда все участники делились на два лагеря: «Джентльменов» и «Игроков». К «Джентльменам» относили мальчиков из частных школ, выпускников университетов из хороших семей, а «Игроками» были обычные люди, которым даже не разрешалось пользоваться одной раздевалкой с высшим светом." (с.)
Вот так-то. Хотя, поскольку эти эссе предназначались для колонки в американском журнале, Ник был уверен, что часть о крикете читатели пропустят. Ну а я зато узнала что-то новое.
"Я знаю, что вы не будете читать эту книгу. Я прочёл её за вас. Нам она понравилась." (с.)
* * * * *
"Дочитав Чехова, я припомнил вроде когда-то купленную книгу Джанет Малкольм, которая путешествовала по России, по чеховским местам. Я её нашёл и прочитал. И с удовольствием прочитал. […] Я, правда, никак не могу понять, почему она считает, что читать переписку Чехова с Ольгой Книппер – «сплошное удовольствие». Я, конечно, читал только письма самого Чехова, но, похоже, она превратила взрослого человека в вечно сюсюкающего младенца. «Милая моя, дуся», «Мылый дусик мой», «Собака моя», «Собачка, милый мой пёсик», «Милая собака», «Милый мой зяблик», «Будь здорова, лошадка»… Господи, ну держи ты себя в руках! Ты же знаковая личность русской культуры." (с.)
* * * * *
Вот как порой очень маленькая по объёму книжка заставляет говорить о себе так много. Если резюмировать, то на четыре я её оценила исключительно за недоброе поминание всуе "Преступления и наказания". Сорян, чувак, но такое я никому не спущу. "Таинственная река" Денниса Лихэйна, вызвавшая такие бурные и продолжительные, буквально захлёбывающиеся, восторги автора будет мной в ближайшее время прочитана. А "Дэвид Копперфилд", конечно, будет перечитан. Вообще, несмотря на то, что большая часть упоминаемых книг принадлежит не самым широко известным сугубо английским авторам и русскому читателю по большей части не известна до сих пор, этот сборник доставил массу удовольствия и исключительно положительные эмоции. И, главное, я до сих пор считаю, что мы бы с Ником отлично поладили, несмотря даже на Фёдора Михалыча и футбол. Мне даже страстно захотелось почитать романов Ника Хорнби.
И до чего же трогательно он пишет о своём сынишке аутисте. И смешно о жутковатых работодателях - издателях журнала Беливер, молодых людях в белых одеждах. Да и обо всём остальном тоже. Приятный он парень. И книжка получилась очень приятная.
Довольно занятная ситуация. Как писатель Ник Хорнби мне нравится, но те так чтобы очень. Я почитываю его с удовольствием раз в три-четыре года. То же касается и экранизаций его романов. В то же время мне всегда казалось, что с человеком Ником Хорнби я бы отлично поладила. Мне понятен его юмор и близок его взгляд на многие вещи (за исключением, пожалуй, футбола). Вот в частности в этом сборнике эссе он пишет о каком-то романе (забыла название), который все крутые британские критики хором записали в современную классику. Хорнби пишет, что язык того романа очень хорош, сюжет, композиция и всё прочее тоже на уровне, но он автору не верит. И вот почему. Эпизод романа: герои приезжают в летний домик, женщина открывает дверь, взгляд её падает на какую-то бутылку в форме винограда, она застывает и вспоминает, как некий художник, гостя здесь когда-то, воспевал эту самую бутылку. Вся эта лирика растягивается на несколько страниц. И только после этого следует более подробное описание мизансцены. Взгляд, оказывается, упал на разбитую бутылку посреди раздолбанной в хлам комнаты, в которую вломились какие-то гады. Так вот Хорнби говорит, и я ним совершенно согласна, что неестественно в подобной ситуации вспоминать художника. А естественно в подобной ситуации материться на чём свет стоит, потрясать кулаками в бессильной ярости и грозиться найти сволочей и убить их жестоко. И это вне зависимости от интеллектуального развития. Это первобытный инстинкт.
Вот почему я Нику Хорнби верю. И когда он расхваливает на все лады некий роман Уилки Коллинза (забыла название), я откладываю книжку и кидаюсь шерстить свои завалы в поисках оного. Не нахожу и записываю название на яркой бумажке. А когда в следующей главе-колонке-месяце Ник приносит искренние извинения за поспешный совет (мол, он тогда был только на двухсотой странице, а сразу после неё всё пошло не так), я эту бумажку без сожалений выбрасываю.
"… У нас с Уилки Коллинзом была настоящая битва. Мы с ним недели три ожесточённо сражались из последних сил, до полного изнеможения. Это происходило в поездах, самолётах, у бассейнов в отелях. Иногда – обычно поздно вечером в кровати – он умудрялся отправлять меня в нокдаун одним абзацем; каждый раз, прочитав двадцать пять страниц, я начинал верить, что беру над ним верх, но к тому моменту я уже был слишком измождён, и мне приходилось возвращаться в свой угол, чтобы вытереть кровь и пот с очков. А ему всё было нипочём. […] Как бы то ни было, простите, что повёл вас неверной дорогой." (с.)
Ещё я верю ему потому, что он не старается казаться снобом и всезнайкой. И списки купленных книг, приведённые в начале каждой главы-колонки-месяца значительно отличаются и по составу, и по длине от списка прочитанных книг, приведённого в конце каждой главы. Он честно признаётся, что покупает сотни книг, которые вероятно вообще никогда не прочтёт (японцы, кстати, как я недавно узнала, называют этот весьма распространённый синдром ЦУНДОКУ). И да, я тоже этим страдаю. Ну а кто нет?
Мне нравится, что Ник Хорнби критичен по отношению к собственным романам. Он к ним относится как к собственной готовке. Когда кто-то присылает ему на прочтение книгу с пометкой «Она напомнила мне ваш роман», он его даже не открывает. Ведь в ресторане он заказывает хорошую еду, а не «такую, как я готовлю себе дома». Продолжая аналогию с едой:
"Я начинаю понимать: книги во многом схожи с едой, и мозг сам говорит нам, когда нам нужен литературный салат, шоколад, или же литературное мясо с картошкой." (с.)
Спасибо, Ник, мне вот тоже не стыдно признаться, что после тяжеловесов почитываю всякий хлам вроде "Занимательной эспрессологии" или "Фанатки". Ну а почему нет? Ничто человеческое… И если звёзды зажигают…
Мне понравилось, как Хорнби относится к смакованию насилия в современных романах. Даже когда книга невозможно хороша и слогом, и сюжетом, и интригой, и персонажами. Напряжённая сцена изнасилования главной героини вызывает соответствующие неприятные эмоции, но она вроде бы важна для сюжета, для настроения. А вот когда дальше следует подробное описание того, как ей отрезают сосок… Это катапультой вышвыривает из книги и возвращаться к ней не хочется. Мы с Ником тут единодушны. Мы не знаем, для кого и для чего такое пишут.
А ещё Ник Хорнби разъяснил название так понравившегося мне романа Джоан Харрис, которое я, как теперь выяснилось, не понимала, т. к. ни писательница, ни редакторы не потрудились сделать сноску. А речь-то о крикете.
"Эд Смит (бывший игрок, писатель) напоминает традиционалистам о тех временах, когда все участники делились на два лагеря: «Джентльменов» и «Игроков». К «Джентльменам» относили мальчиков из частных школ, выпускников университетов из хороших семей, а «Игроками» были обычные люди, которым даже не разрешалось пользоваться одной раздевалкой с высшим светом." (с.)
Вот так-то. Хотя, поскольку эти эссе предназначались для колонки в американском журнале, Ник был уверен, что часть о крикете читатели пропустят. Ну а я зато узнала что-то новое.
"Я знаю, что вы не будете читать эту книгу. Я прочёл её за вас. Нам она понравилась." (с.)
* * * * *
"Дочитав Чехова, я припомнил вроде когда-то купленную книгу Джанет Малкольм, которая путешествовала по России, по чеховским местам. Я её нашёл и прочитал. И с удовольствием прочитал. […] Я, правда, никак не могу понять, почему она считает, что читать переписку Чехова с Ольгой Книппер – «сплошное удовольствие». Я, конечно, читал только письма самого Чехова, но, похоже, она превратила взрослого человека в вечно сюсюкающего младенца. «Милая моя, дуся», «Мылый дусик мой», «Собака моя», «Собачка, милый мой пёсик», «Милая собака», «Милый мой зяблик», «Будь здорова, лошадка»… Господи, ну держи ты себя в руках! Ты же знаковая личность русской культуры." (с.)
* * * * *
Вот как порой очень маленькая по объёму книжка заставляет говорить о себе так много. Если резюмировать, то на четыре я её оценила исключительно за недоброе поминание всуе "Преступления и наказания". Сорян, чувак, но такое я никому не спущу. "Таинственная река" Денниса Лихэйна, вызвавшая такие бурные и продолжительные, буквально захлёбывающиеся, восторги автора будет мной в ближайшее время прочитана. А "Дэвид Копперфилд", конечно, будет перечитан. Вообще, несмотря на то, что большая часть упоминаемых книг принадлежит не самым широко известным сугубо английским авторам и русскому читателю по большей части не известна до сих пор, этот сборник доставил массу удовольствия и исключительно положительные эмоции. И, главное, я до сих пор считаю, что мы бы с Ником отлично поладили, несмотря даже на Фёдора Михалыча и футбол. Мне даже страстно захотелось почитать романов Ника Хорнби.
И до чего же трогательно он пишет о своём сынишке аутисте. И смешно о жутковатых работодателях - издателях журнала Беливер, молодых людях в белых одеждах. Да и обо всём остальном тоже. Приятный он парень. И книжка получилась очень приятная.
-
- 0
- 0
"Кто-нибудь пытался читать викторианские романы в Лос-Анджелесе, и если да, то почему?" (с.)
Довольно занятная ситуация. Как писатель Ник Хорнби мне нравится, но те так чтобы очень. Я почитываю его с удовольствием раз в три-четыре года. То же касается и экранизаций его романов. В то же время мне всегда казалось, что с человеком Ником Хорнби я бы отлично поладила. Мне понятен его юмор и близок его взгляд на многие вещи (за исключением, пожалуй, футбола). Вот в частности в этом сборнике эссе он пишет о каком-то романе (забыла название), который все крутые британские критики хором записали в современную классику. Хорнби пишет, что язык того романа очень хорош, сюжет, композиция и всё прочее тоже на уровне, но он автору не верит. И вот почему. Эпизод романа: герои приезжают в летний домик, женщина открывает дверь, взгляд её падает на какую-то бутылку в форме винограда, она застывает и вспоминает, как некий художник, гостя здесь когда-то, воспевал эту самую бутылку. Вся эта лирика растягивается на несколько страниц. И только после этого следует более подробное описание мизансцены. Взгляд, оказывается, упал на разбитую бутылку посреди раздолбанной в хлам комнаты, в которую вломились какие-то гады. Так вот Хорнби говорит, и я ним совершенно согласна, что неестественно в подобной ситуации вспоминать художника. А естественно в подобной ситуации материться на чём свет стоит, потрясать кулаками в бессильной ярости и грозиться найти сволочей и убить их жестоко. И это вне зависимости от интеллектуального развития. Это первобытный инстинкт.
Вот почему я Нику Хорнби верю. И когда он расхваливает на все лады некий роман Уилки Коллинза (забыла название), я откладываю книжку и кидаюсь шерстить свои завалы в поисках оного. Не нахожу и записываю название на яркой бумажке. А когда в следующей главе-колонке-месяце Ник приносит искренние извинения за поспешный совет (мол, он тогда был только на двухсотой странице, а сразу после неё всё пошло не так), я эту бумажку без сожалений выбрасываю.
"… У нас с Уилки Коллинзом была настоящая битва. Мы с ним недели три ожесточённо сражались из последних сил, до полного изнеможения. Это происходило в поездах, самолётах, у бассейнов в отелях. Иногда – обычно поздно вечером в кровати – он умудрялся отправлять меня в нокдаун одним абзацем; каждый раз, прочитав двадцать пять страниц, я начинал верить, что беру над ним верх, но к тому моменту я уже был слишком измождён, и мне приходилось возвращаться в свой угол, чтобы вытереть кровь и пот с очков. А ему всё было нипочём. […] Как бы то ни было, простите, что повёл вас неверной дорогой." (с.)
Ещё я верю ему потому, что он не старается казаться снобом и всезнайкой. И списки купленных книг, приведённые в начале каждой главы-колонки-месяца значительно отличаются и по составу, и по длине от списка прочитанных книг, приведённого в конце каждой главы. Он честно признаётся, что покупает сотни книг, которые вероятно вообще никогда не прочтёт (японцы, кстати, как я недавно узнала, называют этот весьма распространённый синдром ЦУНДОКУ). И да, я тоже этим страдаю. Ну а кто нет?
Мне нравится, что Ник Хорнби критичен по отношению к собственным романам. Он к ним относится как к собственной готовке. Когда кто-то присылает ему на прочтение книгу с пометкой «Она напомнила мне ваш роман», он его даже не открывает. Ведь в ресторане он заказывает хорошую еду, а не «такую, как я готовлю себе дома». Продолжая аналогию с едой:
"Я начинаю понимать: книги во многом схожи с едой, и мозг сам говорит нам, когда нам нужен литературный салат, шоколад, или же литературное мясо с картошкой." (с.)
Спасибо, Ник, мне вот тоже не стыдно признаться, что после тяжеловесов почитываю всякий хлам вроде "Занимательной эспрессологии" или "Фанатки". Ну а почему нет? Ничто человеческое… И если звёзды зажигают…
Мне понравилось, как Хорнби относится к смакованию насилия в современных романах. Даже когда книга невозможно хороша и слогом, и сюжетом, и интригой, и персонажами. Напряжённая сцена изнасилования главной героини вызывает соответствующие неприятные эмоции, но она вроде бы важна для сюжета, для настроения. А вот когда дальше следует подробное описание того, как ей отрезают сосок… Это катапультой вышвыривает из книги и возвращаться к ней не хочется. Мы с Ником тут единодушны. Мы не знаем, для кого и для чего такое пишут.
А ещё Ник Хорнби разъяснил название так понравившегося мне романа Джоан Харрис, которое я, как теперь выяснилось, не понимала, т. к. ни писательница, ни редакторы не потрудились сделать сноску. А речь-то о крикете.
"Эд Смит (бывший игрок, писатель) напоминает традиционалистам о тех временах, когда все участники делились на два лагеря: «Джентльменов» и «Игроков». К «Джентльменам» относили мальчиков из частных школ, выпускников университетов из хороших семей, а «Игроками» были обычные люди, которым даже не разрешалось пользоваться одной раздевалкой с высшим светом." (с.)
Вот так-то. Хотя, поскольку эти эссе предназначались для колонки в американском журнале, Ник был уверен, что часть о крикете читатели пропустят. Ну а я зато узнала что-то новое.
"Я знаю, что вы не будете читать эту книгу. Я прочёл её за вас. Нам она понравилась." (с.)
* * * * *
"Дочитав Чехова, я припомнил вроде когда-то купленную книгу Джанет Малкольм, которая путешествовала по России, по чеховским местам. Я её нашёл и прочитал. И с удовольствием прочитал. […] Я, правда, никак не могу понять, почему она считает, что читать переписку Чехова с Ольгой Книппер – «сплошное удовольствие». Я, конечно, читал только письма самого Чехова, но, похоже, она превратила взрослого человека в вечно сюсюкающего младенца. «Милая моя, дуся», «Мылый дусик мой», «Собака моя», «Собачка, милый мой пёсик», «Милая собака», «Милый мой зяблик», «Будь здорова, лошадка»… Господи, ну держи ты себя в руках! Ты же знаковая личность русской культуры." (с.)
* * * * *
Вот как порой очень маленькая по объёму книжка заставляет говорить о себе так много. Если резюмировать, то на четыре я её оценила исключительно за недоброе поминание всуе "Преступления и наказания". Сорян, чувак, но такое я никому не спущу. "Таинственная река" Денниса Лихэйна, вызвавшая такие бурные и продолжительные, буквально захлёбывающиеся, восторги автора будет мной в ближайшее время прочитана. А "Дэвид Копперфилд", конечно, будет перечитан. Вообще, несмотря на то, что большая часть упоминаемых книг принадлежит не самым широко известным сугубо английским авторам и русскому читателю по большей части не известна до сих пор, этот сборник доставил массу удовольствия и исключительно положительные эмоции. И, главное, я до сих пор считаю, что мы бы с Ником отлично поладили, несмотря даже на Фёдора Михалыча и футбол. Мне даже страстно захотелось почитать романов Ника Хорнби.
И до чего же трогательно он пишет о своём сынишке аутисте. И смешно о жутковатых работодателях - издателях журнала Беливер, молодых людях в белых одеждах. Да и обо всём остальном тоже. Приятный он парень. И книжка получилась очень приятная.
Довольно занятная ситуация. Как писатель Ник Хорнби мне нравится, но те так чтобы очень. Я почитываю его с удовольствием раз в три-четыре года. То же касается и экранизаций его романов. В то же время мне всегда казалось, что с человеком Ником Хорнби я бы отлично поладила. Мне понятен его юмор и близок его взгляд на многие вещи (за исключением, пожалуй, футбола). Вот в частности в этом сборнике эссе он пишет о каком-то романе (забыла название), который все крутые британские критики хором записали в современную классику. Хорнби пишет, что язык того романа очень хорош, сюжет, композиция и всё прочее тоже на уровне, но он автору не верит. И вот почему. Эпизод романа: герои приезжают в летний домик, женщина открывает дверь, взгляд её падает на какую-то бутылку в форме винограда, она застывает и вспоминает, как некий художник, гостя здесь когда-то, воспевал эту самую бутылку. Вся эта лирика растягивается на несколько страниц. И только после этого следует более подробное описание мизансцены. Взгляд, оказывается, упал на разбитую бутылку посреди раздолбанной в хлам комнаты, в которую вломились какие-то гады. Так вот Хорнби говорит, и я ним совершенно согласна, что неестественно в подобной ситуации вспоминать художника. А естественно в подобной ситуации материться на чём свет стоит, потрясать кулаками в бессильной ярости и грозиться найти сволочей и убить их жестоко. И это вне зависимости от интеллектуального развития. Это первобытный инстинкт.
Вот почему я Нику Хорнби верю. И когда он расхваливает на все лады некий роман Уилки Коллинза (забыла название), я откладываю книжку и кидаюсь шерстить свои завалы в поисках оного. Не нахожу и записываю название на яркой бумажке. А когда в следующей главе-колонке-месяце Ник приносит искренние извинения за поспешный совет (мол, он тогда был только на двухсотой странице, а сразу после неё всё пошло не так), я эту бумажку без сожалений выбрасываю.
"… У нас с Уилки Коллинзом была настоящая битва. Мы с ним недели три ожесточённо сражались из последних сил, до полного изнеможения. Это происходило в поездах, самолётах, у бассейнов в отелях. Иногда – обычно поздно вечером в кровати – он умудрялся отправлять меня в нокдаун одним абзацем; каждый раз, прочитав двадцать пять страниц, я начинал верить, что беру над ним верх, но к тому моменту я уже был слишком измождён, и мне приходилось возвращаться в свой угол, чтобы вытереть кровь и пот с очков. А ему всё было нипочём. […] Как бы то ни было, простите, что повёл вас неверной дорогой." (с.)
Ещё я верю ему потому, что он не старается казаться снобом и всезнайкой. И списки купленных книг, приведённые в начале каждой главы-колонки-месяца значительно отличаются и по составу, и по длине от списка прочитанных книг, приведённого в конце каждой главы. Он честно признаётся, что покупает сотни книг, которые вероятно вообще никогда не прочтёт (японцы, кстати, как я недавно узнала, называют этот весьма распространённый синдром ЦУНДОКУ). И да, я тоже этим страдаю. Ну а кто нет?
Мне нравится, что Ник Хорнби критичен по отношению к собственным романам. Он к ним относится как к собственной готовке. Когда кто-то присылает ему на прочтение книгу с пометкой «Она напомнила мне ваш роман», он его даже не открывает. Ведь в ресторане он заказывает хорошую еду, а не «такую, как я готовлю себе дома». Продолжая аналогию с едой:
"Я начинаю понимать: книги во многом схожи с едой, и мозг сам говорит нам, когда нам нужен литературный салат, шоколад, или же литературное мясо с картошкой." (с.)
Спасибо, Ник, мне вот тоже не стыдно признаться, что после тяжеловесов почитываю всякий хлам вроде "Занимательной эспрессологии" или "Фанатки". Ну а почему нет? Ничто человеческое… И если звёзды зажигают…
Мне понравилось, как Хорнби относится к смакованию насилия в современных романах. Даже когда книга невозможно хороша и слогом, и сюжетом, и интригой, и персонажами. Напряжённая сцена изнасилования главной героини вызывает соответствующие неприятные эмоции, но она вроде бы важна для сюжета, для настроения. А вот когда дальше следует подробное описание того, как ей отрезают сосок… Это катапультой вышвыривает из книги и возвращаться к ней не хочется. Мы с Ником тут единодушны. Мы не знаем, для кого и для чего такое пишут.
А ещё Ник Хорнби разъяснил название так понравившегося мне романа Джоан Харрис, которое я, как теперь выяснилось, не понимала, т. к. ни писательница, ни редакторы не потрудились сделать сноску. А речь-то о крикете.
"Эд Смит (бывший игрок, писатель) напоминает традиционалистам о тех временах, когда все участники делились на два лагеря: «Джентльменов» и «Игроков». К «Джентльменам» относили мальчиков из частных школ, выпускников университетов из хороших семей, а «Игроками» были обычные люди, которым даже не разрешалось пользоваться одной раздевалкой с высшим светом." (с.)
Вот так-то. Хотя, поскольку эти эссе предназначались для колонки в американском журнале, Ник был уверен, что часть о крикете читатели пропустят. Ну а я зато узнала что-то новое.
"Я знаю, что вы не будете читать эту книгу. Я прочёл её за вас. Нам она понравилась." (с.)
* * * * *
"Дочитав Чехова, я припомнил вроде когда-то купленную книгу Джанет Малкольм, которая путешествовала по России, по чеховским местам. Я её нашёл и прочитал. И с удовольствием прочитал. […] Я, правда, никак не могу понять, почему она считает, что читать переписку Чехова с Ольгой Книппер – «сплошное удовольствие». Я, конечно, читал только письма самого Чехова, но, похоже, она превратила взрослого человека в вечно сюсюкающего младенца. «Милая моя, дуся», «Мылый дусик мой», «Собака моя», «Собачка, милый мой пёсик», «Милая собака», «Милый мой зяблик», «Будь здорова, лошадка»… Господи, ну держи ты себя в руках! Ты же знаковая личность русской культуры." (с.)
* * * * *
Вот как порой очень маленькая по объёму книжка заставляет говорить о себе так много. Если резюмировать, то на четыре я её оценила исключительно за недоброе поминание всуе "Преступления и наказания". Сорян, чувак, но такое я никому не спущу. "Таинственная река" Денниса Лихэйна, вызвавшая такие бурные и продолжительные, буквально захлёбывающиеся, восторги автора будет мной в ближайшее время прочитана. А "Дэвид Копперфилд", конечно, будет перечитан. Вообще, несмотря на то, что большая часть упоминаемых книг принадлежит не самым широко известным сугубо английским авторам и русскому читателю по большей части не известна до сих пор, этот сборник доставил массу удовольствия и исключительно положительные эмоции. И, главное, я до сих пор считаю, что мы бы с Ником отлично поладили, несмотря даже на Фёдора Михалыча и футбол. Мне даже страстно захотелось почитать романов Ника Хорнби.
И до чего же трогательно он пишет о своём сынишке аутисте. И смешно о жутковатых работодателях - издателях журнала Беливер, молодых людях в белых одеждах. Да и обо всём остальном тоже. Приятный он парень. И книжка получилась очень приятная.
-
- 0
- 0
Цитаты
Вы можете первыми опубликовать цитату