глубоко тронул и его. Ирв осудил выбор жизнеутверждающей истории о холокосте, и, каковы бы ни были цели и намерения автора, статистически пренебрежимый счастливый конец, обеспеченный такой статистически пренебрежимой категорией людей, как хорошие немцы. Но даже Ирва фильм тронул в высшей степени. Исаака же нельзя было растрогать сильнее: Ты видишь, ты видишь, что с нами сделали, с моими родителями, с братьями, со мной, видишь? Все растрогались, и все прониклись убеждением, что растрогаться — это самый ценный эстетический, интеллектуальный и этический опыт. Джейкоб

Дама-филолог рассказывала о своей влюбленности в английские автоантонимы — слова, которые сами себе противоположны по значению. Просмотреть — значит и рассмотреть, и не заметить. Санкция значит одновременно и разрешение и запрет. Вновь

. Смотри, я не всегда прав, я это понимаю. Но я всегда силен. А если наша история нас чему-то и научила, так это тому, что быть сильным важнее, чем быть правым. Или добрым, к слову. Я предпочту быть живым, неправым и злым. Мне не нужны ничьи благословения: ни

жизнь человека течет довольно медленно, скучно, однообразно и предсказуемо. Джейкоб придумал для этой проблемы, или благодати, свое решение: не добавлять в сюжет драмы — правдоподобие его работы было единственным антидотом против неправдоподобия его жизни, — а создавать новые и новые обстоятельства и вещи. Двадцатью

. Если бы Джейкоб однажды дал это кому-нибудь почитать и его спросили бы, насколько автобиографичен материал, он ответил бы: "Это не моя жизнь, но это я". И если кому-нибудь — а кому, кроме доктора Силверса? — случилось бы спросить, насколько автобиографична жизнь Джейкоба, тот ответил бы: "Это моя жизнь, но не я". Работа

Голда Меир, вспоминал Ирв, сказала Анвару Садату: "Мы можем простить вам, что вы убиваете наших детей, но никогда не простим, что вы заставляете нас убивать ваших". Джулия

, ты взрослый человек, не персонаж Шела Сильверстайна, созерцающий свои эмоциональные вавочки

. Кому-то следовало бы изобрести способ поддерживать близость, не встречаясь, не перезваниваясь, не читая (и не строча) писем, имейлов и текстовых сообщений. Разве только матери понимают, сколь драгоценно время? Что его никогда нет вообще? И нельзя просто попить кофе, даже и тем более с теми, кого редко видишь, поскольку нужно полчаса (это если повезло), чтобы добраться до кафе, и полчаса, чтобы вернуться домой (опять же, если повезет), не говоря уж о двадцатиминутном налоге, который платишь просто за перешагивание через порог, и кофе на бегу превращается в сорок пять минут по олимпийскому сценарию.

Ничего не проходит. Само не проходит. Или ты занимаешься ситуацией, или она тобой. — А "И это пройдет"? — Соломон не был совершенным. Никогда в истории человечества ничего не рассасывается само. — Только пердеж, — заметил Джейкоб, как бы в честь отсутствующего

. Он мог бы так сказать, но не стал. И мог бы объяснить, почему все было не так, как все думают. Но не стал. Вместо этого просто стерпел, как всегда поступал в жизни по херовую сторону экрана.