Бабий Яр
- Corpus (АСТ)
- 1969 г.
- 12+
- 9785171419677
Материалы
Отзывы
Оставляйте больше отзывов, и мы наградим вас!
Сперва меня оттолкнула едкая ненависть к Сталину и тут же начались сомнения может и всё остальное это просто изложенные слухи...ведь был негатив к власти настолько, что переходил из главы в главу. Но потом меня уже не волновало отношение к власти - то что было описано у меня вызвало дикий ужас...
Я считаю что книгу должен прочитать каждый, много книг о войне сейчас, но она написано настолько доступным языком, что захватывает полностью, и это ИСТОРИЯ, конечно не в 15 лет (слишком много ужасов). Спасибо Анатолию Кузнецову, огромное спасибо!!
-
- 0
- 0
Сперва меня оттолкнула едкая ненависть к Сталину и тут же начались сомнения может и всё остальное это просто изложенные слухи...ведь был негатив к власти настолько, что переходил из главы в главу. Но потом меня уже не волновало отношение к власти - то что было описано у меня вызвало дикий ужас...
Я считаю что книгу должен прочитать каждый, много книг о войне сейчас, но она написано настолько доступным языком, что захватывает полностью, и это ИСТОРИЯ, конечно не в 15 лет (слишком много ужасов). Спасибо Анатолию Кузнецову, огромное спасибо!!
-
- 0
- 0
Цитаты
Ляля показала мне извещение. В нем говорилось, что фольксдойче должны в такие-то числа месяца являться в такой-то магазин, иметь при себе кульки, мешочки и банки. — Что значит фольксдойче? — Это значит — полунемцы, почти немцы. — Вы разве немцы? — Нет, мы финны. А финны — арийская нация, фольксдойче. И тетя сказала, что я пойду учиться в школу для фольксдойчей, буду переводчицей, как она. — Вот как вы устроились, — пробормотал я, еще не совсем постигая эту сложность: была Ляля, подружка, почти сестричка, всё пополам, и вдруг она — арийская нация, а я — низший… [Раньше избранные партийцы жили, с баз всё получали, очередей не знали. Теперь то же самое — арийцы. То партийцы, то арийцы.] Во мне вспыхнула яростная голодная злоба. Так это для нас магазины не работают, так это мы жрем конские каштаны, а они уже живут! — Так-так, фольксдойче, — сказал я мрачно. — А ты еще и в столовку для голодающих ходишь, зар-раза? И я ушел, так грохнув дверью, что самому стало совестно, но я на много лет возненавидел ее, хотя где-то в глубине души и понимал: при чем здесь Лялька?
-
- 0
- 0
Керосин у нас кончился. Электрические лампочки безжизненно висели под потолком. Поэтому я нащепал лучинок, вставлял их в расщепленный конец палки, поджигал, и оказалось, что это не такое уж плохое дело, наши предки вон всю жизнь жили при лучине. Она себе горит, а ты читаешь, одной рукой изредка поправляешь, сбиваешь нагоревший уголек, потом зажигаешь следующую, и приятно пахнет сосновым дымком, и даже тепло идет.
-
- 0
- 0
Потом бросился жечь книги. На этот раз было холодно. Книгами хорошо натопили печь. Мать принесла совок, чистила поддувало, выгребала золу тупо и сосредоточенно. Я сказал: — Ладно, когда-нибудь у нас опять будет много книг. — Никогда, — сказала она. — Никогда не будет. Я уже не верю. Нет на свете ни доброты, ни мира, ни здравого смысла. Злобные идиоты правят миром. И книги всегда горят. Горела Александрийская библиотека, горели инквизиторские костры, сжигали Радищева, сжигались книги при Сталине, горели костры на площадях у Гитлера, и будут гореть, и будут: поджигателей больше, чем писателей. Тебе, Толя, жить, и ты запомни этот первый признак: если книги запрещаются, значит дело плохо.
-
- 0
- 0
На заборах висели объявления такого содержания: «Всякий, кто укажет немецким властям скрывающихся евреев, партизан, важных большевистских работников, не явившихся на регистрацию коммунистов [ и прочих врагов народа], получит 10.000 рублей деньгами, продуктами или корову». [Скрывающиеся были: в подвалах, чуланах. Одна русская семья спасла соседей-евреев, отгородив ложной кирпичной стеной часть комнаты, и там в темноте, в узком простенке, почти без воздуха, евреи сидели два года. Но это редкий случай. Обычно скрывающихся находили, потому что оказалось немало желающих заработать деньги или корову. У нашего куреневского базара жила, например, некая Прасковья Деркач. Она выслеживала, где прячутся евреи, приходила: — Ага, вы тут? Вы нэ хочетэ йты до Бабыного Яру? Давайте золото! Давайте гроши! Они отдавали ей все, что имели. Затем она заявляла в полицию и требовала еще премию. Муж ее Василий был биндюжником, обычно на его же площадке и везли евреев в Яр. Прасковья с мужем по дороге срывали с людей платье, часы: — Воно вам уже нэ трэба! Возили они и больных, и детей, и беременных. Немцы только вначале платили премию, а потом перестали, но Прасковья удовлетворялась тем, что добывала сама, затем, с разрешения немцев, обшаривала опустевшую квартиру, брала лучшие вещи, остальные Василий отвозил на немецкий склад со следующим актом: «Мы нижеподписавшиеся, конфисковали для нужд германской армии следующие вещи».]
-
- 0
- 0
война, объявленная целому городу. [Взрыв Крещатика и последующие поджоги устроили оставленные агенты НКВД, расстреливали же за это первых попавшихся людей. Цель была достигнута: немцы рассвирепели. И тем более свирепели, что не могли схватить подлинных взрывников. Это как если бы они получили в зубы от профессионального боксера, а злобу вымещали на подвернувшемся под руку ребенке. За несколько дней расстреляв в Бабьем Яре всех евреев, принялись тащить туда русских, украинцев и прочих.] Заложников брали по ночам, наугад оцепив любой квартал, именно столько, сколько указано в объявлениях. Однажды брали днем на Крещатике, прямо на тротуарах.
-
- 0
- 0